Насилие императора
Однако этот мимолетный союз надолго накладывал там на королевскую власть трудно изгладимый оттенок прогрессивности: она оставалась национальной властью, получив это качество от народа, она сохраняла финансовую и политическую связь с богатой верхушкой народа и т. д.
Ничего этого не могло бы быть у центральной власти в Германии, которую хотела создать партия Валленштейна: эта власть должна была сразу выступить как антинародная сила, национальная только по форме, a не по содержанию, т. е. как сила реакционная.
Ничто, кроме обманчивого внешнего сходства, не сближало бы ее с национально-абсолютистскими государствами Западной Европы.
Что касается главного условия существования всякой сильной власти в ту эпоху финансов, то партия Валленштейна для ответа на этот вопрос извлекла на свет старые балтийские планы Габсбургов. Раз уже все равно дело идет о разрыве всеевропейского общегабсбургского и католического фронта, в частности о разрыве с Римом и Испанией, а в этом негативном смысле, как некий, остаток, и появлялась на сцене Германия, можно, не стесняясь, наступить на ногу испанцам в торговых делах.
Установив свое господство на Балтийском море и опираясь на балтийский комплекс, германская монархия имела бы недурные финансы.
Гораздо менее ясной была собственно политическая сторона этого второго плана решения внутренней проблемы Германии.
Кто должен взять в свои руки реальную власть над Германией? Как выяснилось после ряда попыток, на этот вопрос вообще не существовало тогда ни одного возможного ответа, в чем и состояла трагедия Валленштейна, его партии и всего валленштей-новского плана.
Поскольку этот план рождался стихийно, не как отрицание, а как ограничение и исправление первого, габсбургского, плана, прежде всего естественно всплывала старая утопия о превращении Габсбургов из императоров в Германии в императоров Германии.
Поскольку габсбургский план все равно подразумевал известное насилие императора над князьями, он был немыслим без контрреформации в Германии.
Правда, это насилие было направлено не против существа княжеского территориализма, а только против его специфической религиозной формы, несовместимой с габсбургскокатолическим универсализмом.