Подобный случай

К тому же периоду разрыва относится разговор Шереметева с княгиней Дольской, в котором он будто бы жаловался на Меншикова и на который ссылался Соловьев.

Добавим, что разговор этот, если даже считать его достоверным, происходил в доме Мазепы, невзлюбившего Меншикова по личному мотиву.

В бесспорных документах никаких указаний ни на неприятности, будто бы чинимые светлейшим, ни вообще на враждебные его чувства к старому фельдмаршалу нет.

Скорее наоборот: неприязненное чувство можно подозревать у Бориса Петровича к Даниловичу.

Вот как писал он о своем крепчайшем благодетеле Ф. А. Головину в 1705 г.: Александр Данилович был у меня в Витепску, и, по-видимому, ничего ему противно не явилось, о чем... бог будет ведать...

И много со мною разговаривал, и ни на которые мне слова не дал ответу, из злобы ли или из склони мя, и тот же единый сведом...

Казал он мне письмо, каково писал к самому обо мне: все писал доброе, а как то окончится, единому сведущу...

О жалованьи я его просил: даст мне свою 1000 рублей; будто как будет сам капитан, будто в то время хотел сделать, чтоб давать по 5000 рублей; только то богу дело то, а по-видимому, не мню состояться: во всем имеет полную мочь, а о сем будто не имеет.

Как видим, письмо проникнуто большим недоверием, которое, однако, не оправдалось: светлейший исполнил свои обещания; и если мы примем в соображение отношение Петра к Шереметеву, которое Меншикову, без сомнения, было хорошо известно, то должны будем сказать, что в данном случае он не мог от себя сделать то, чего от него хотел фельдмаршал.

С другой стороны, сопоставив с приведенным письмом другое, нам уже известное, которое писано было Шереметевым в том же 1705 г. и в котором он с благодарностью говорил о получавшихся им прежде через Меншикова милостях, мы не вынесем впечатления особой искренности автора.

Иначе не могло и быть: родовитому боярину, конечно, было естественно подозревать в недоброжелательном отношении к себе поднявшегося из низов выскочку.

Однако этого же боярина фамильная его гордость не удерживает от того, чтобы стать открыто в отношения полного равенства с выскочкой, называя его братом и другими соответствующими эпитетами, и более того: постоянно просить его, в течение долгих лет, то об одной, то о другой милости у царя.

Казалось бы, совсем еще недавно немыслим был подобный случай в боярской среде первейших фамилий.

Между тем никаких следов сознания унизительности такого положения у Бориса Петровича мы не находим.

И то же самое можно сказать относительно других представителей знати: они и чувствуют себя и ведут себя по отношению к Меншикову так же, как Шереметев; для всех них он брат, патрон, благодетель, хотя для большинства, если не для всех, только на бумаге.

Как понять все это? Конечно, Меншиков любимец царя, а любимец самодержца может сделать многое: и навредить и облагодетельствовать.

Но любимцев осаждают лестью и угодливостью, идут к ним в переднюю; здесь же видим другое отношение: признание полной равноправности светлейшего и его государственного значения.