Окончательное запустение

Далее Гюнтер подвергает придирчивому разбору понятие запустения, как решающее для определения последствий Тридцатилетней войны, и находит, что окончательное запустение и разрушение целых деревень вообще почти не имело места и принадлежит к категории легенд, а в худшем случае происходил только временный отлив сельского населения в города, откуда оно возвращалось к своим домам или пепелищам, как только миновала опасность военных поборов или постоев.

Вообще же, полагает Гюнтер, хотя многим отдельным лицам, деревням, городам война и причинила, разумеется, ущерб, в хозяйственной жизни Германии, в том числе и в деревне, продолжали в целом и во время и после войны развиваться процессы гораздо более длительного и неслучайного характера.

Крестьяне сеяли и жали, отбывали повинности и вносили поборы, продавали и покупали, как всегда, хотя никакие плаксивые источники того времени об этом прямо и не говорят.

Об этом свидетельствует, по мнению Гюнтера, сама природа вещей, природа всякой войны и всякой армии.

В этом пункте центр тяжести всей аргументации Гюнтера, это его главная идея.

На основании опыта всех войн, в том числе и войны 1914-1918 гг., в которой автор сам участвовал, он утверждает, что армия просто не могла бы воевать, перестала бы быть армией, если бы в самом деле вела себя в Тридцатилетней войне так, как ей приписывает традиция.

Во-первых, традиция рисует армию совершенно разложившейся и лишенной дисциплины, но воинские части, не имеющие дисциплины, не могут давать и выигрывать сражений, а мы знаем из истории Тридцатилетней войны, что обе стороны активно воевали между собой, вели крупные военные операции. Значит, заключает Гюнтер, факты разнузданного мародерства, погромов, бесчинств должны быть приписаны не основной части армии, а той небольшой прослойке дезертировавших из ее рядов и разложившихся элементов, которую можно наблюдать во всякой войне и поведение которой не типично для общей картины.

Вопросу о дисциплине в армиях Тридцатилетней войны Гюнтер отвел специальную большую главу, где собрал много доказательств наличия достаточно суровых условий походной жизни и достаточно жесткой дисциплины.