Армия Густава

Дальнейшие события доказали, что тут были серьезные элементы для сопротивления.

Когда, в последний час, перед лицом успехов имперцев, саксонские генералы разрешили чешским землевладельцам своими силами организовывать оборону, крестьяне сотнями являлись, становились подле представителей старого национального дворянства и сражались мужественно.

Многие города, которым угрожала армия Лиги, отказывались смириться и заставляли ее отступить. Старый гуситский дух еще не умер, и с некоторых точек зрения момент мог бы теперь оказаться, безусловно, более благоприятным, чем в 1618 г., для того чтобы развязать подлинное народное восстание.

Конечно, продолжает Дени, не просто было превратить в настоящую армию эти беспорядочные толпы и спаять в непоколебимую решимость освобождения эти бурные, но скоротечные желания мести.

Но одно-единственное слово совершило бы этсц чудо, а именно отмена крепостного права.

Никто не захотел его произнести! Конечно, автор прав, что ни помещики-эмигранты, вернувшиеся с узкокорыстными вожделениями, ни саксонцы не могли стерпеть подлинно освободительного движения чешских масс. Иное дело, добавим мы, если бы в Чехии оказалась армия Густава-Адольфа, армия, ядро которой все еще составляли жители страны, где не было крепостного права.

Какой смысл был бы им бороться против антикрепостнического движения? Но чехи-эмигранты и саксонцы-завоеватели были хотя и добрыми протестантами, увлеченными национальной идеей, но крепостниками.

Дени продолжает: Хронист Павел Скала, отличный протестант, не выражает ничего, кроме ужаса и отвращения перед этой чернью, этим сельским простонародьем; те же чувства разделяло и большинство эмигрантов, оглушенных всем этим шумом, покоробленных в своей деликатности всеми этими насилиями.

Они понесли наказание за свою вину: они требовали исключительных привилегий, гнушались толпой, и вот теперь, когда одна лишь эта толпа могла их защитить, они лишь что-то растерянно и брезгливо бормотали перед ней... 94 Вена была крайне встревожена положением дел в Чехии.