Реальный фундамент

Уговариваясь не заключать сепаратного мира, надо предвидеть уже контуры будущего совместного мирного договора.

Густав-Адольф давал понять, что он не возражает против перехода от Речи Посполитой к Московскому государству Белоруссии и Запорожской Украины.

Мы уже видели, что московское правительство со своей стороны намекнуло в ответе, посланном с Мониером что, может быть, и вовсе не понадобится заключать мира или перемирия с третьим лицом польским королем.

Так в дипломатической дымке впервые обрисовываются перед нами очертания того соглашения между Россией и Швецией, которое в следующем, 1632 г. московское правительство уже без прикрас и умолчаний выдвинет перед Швецией, по проекту, разработанному все тем же Русселем.

Не может быть сомнений в том, что Руссель уже в 1630 г. согласовал в общих чертах эту перспективу русско-шведского союза по отдельности и с Михаилом Федоровичем, и с Густавом-Адольфом.

Московское правительство никогда не согласилось бы, тем более не указало бы само, на кандидатуру Густава-Адольфа в качестве польского короля, если бы не рассчитывало за свою поддержку вытребовать у него возвращение обширных русских земель, захваченных в прошлом Литвой и Польшей.

Но размер и состав этих территориальных возмещений не мог быть ясен Русселю с самого начала.

О Смоленске и прилегающих районах нечего было спорить.

Все внимание Русселя первоначально было приковано к Запорожской Украине, вопрос же о Белоруссии возник позже, должно быть, это требование Москвы Руссель впервые услыхал в июле 1630 г. и довел его до сведения Густава-Адольфа в октябре-ноябре 1630 г. Что касается Украины, то есть основание думать, что еще Бетлен Габор, строя свои планы захвата польской короны, рассчитывал получить согласие и военную помощь Москвы именно в обмен за уступку ей Запорожской Украины.

Как раз в 1629 г. православное запорожское казачество, естественно, ориентировавшееся на Москву, вновь подняло восстание против поляков. Это обстоятельство подводило реальный фундамент под такой план.