Вотчина императора

И шведские войска, писал историк Тридцатилетней войны Г. Винтер, вместе со своим весьма дельным, но недоступным для каких-либо высших побуждений предводителем Банером, из солдат, вполне дисциплинированных и организованных, приносивших пользу и боровшихся за высокую цель, какими они были при Густаве-Адольфе, тоже опустились до состояния того разбойничьего сброда, каковым из года в год все более становились армии этого печального времени.

Иногда историки объясняют эту метаморфозу тем, что изменился самый состав шведской армии: место крестьян-шведов, отбывающих воинскую повинность, заняли профессионалы наемники разных национальностей.

Но и изменение способа пополнения армии следует поставить в связь с изменением функции армии внутри Германии.

Интервенция как способ решения внутренних проблем Германии обнаружилась путем, так сказать, естественного отбора: сначала этого рода факты были только крупицами среди других явлений войны, позже стали доминирующими и типичными.

Например, в истории подавления верхнеавстрийских крестьян в 1626 г., изложенной выше, уже проступает принцип взаимной интервенции князей, но пока лишь в виде помощи со стороны герцога Баварского австрийскому государю.

Пожалуй, можно сказать, что начало всей практике интервенций положил сам император Фердинанд II, не только приглашавший, как мы видели, баварские войска против своих мятежных австрийских подданных, но и призвавший на неспокойный протестантский Пфальц испанские орды из Южных Нидерландов под командованием Итальянца Спинолы, предоставив им ногранйченны возможности по части захвата военной добычи.

Эта практика вполне отвечала природе космополитизма Габсбургов.

Но это еще не была интервенция, возведенная в систему.

Таковой ее сделали князья, и тогда она, кстати сказать, особенно больно ударила именно по Габсбургам.

Пример настоящей интервенции в духе княжеского плана это, скажем, когда восточногерманские князья из Гейльбронк-ского союза38 добровольно пропускают через свои земли шведские войска в сторону наиболее накаленных, наиболее революционных областей Империи, к числу которых, как мы знаем, в первую очередь принадлежали Австрия и другие габсбургские владения в Юго-Восточной Европе.

Дело, по-видимому, именно в социальном состоянии этих областей очага заразы для всех земель Империи, а не в том, что тут была резиденция и вотчина императора.

На эту пылающую почву особенно охотно подталкивали князья различных интервентов, когда сговор с интервентами сделался основой их политики и Германия стала ареной кровавых оргий солдат-наемников всех национальностей Европы.

Таковы три плана, которыми ответили господствующие и правящие слои Германии на новое нарастание революционной угрозы.

Такова внутригерманская сторона Тридцатилетней войны.

История этой войны выглядит крайне сложной, запутанной именно потому, что эти три плана габсбургский, валлен-штейновский и княжеский не просто сменяли друг друга, а сосуществовали, переплетались, взаимодействовали друг с другом.

Происходила переориентация общественных сил, в частности значительных масс дворянства, отдельных светских и духовных князей, княжеских группировок, в пользу то одного, то другого плана.