Письмо господина
В дальнейшем, с выходом Кикина в круг видных сотрудников царя, их дружеские отношения, естественно, должны были измениться в соответствии с новым положением Кикина.
Но, как и надо ждать, переписка между ними за более позднее время, когда всякое письмо могло стать уликой, не сохранилась, и свидетельство об их близких отношениях находим только в письмах других лиц.
Имевший широкие связи в правительственных кругах Савва Рагузинский пишет, например, Шереметеву в июне 1714 г.: Здесь милостию вышнего все благополучно.
О протчем ваше сиятельство изволите известитца из письма друга вашего, а моево благодетеля, превосходительнейшего Александра Васильевича Кикина.
О том, что пишет Кикин фельдмаршалу, известно и Ф. М. Апраксину: в единственном сохранившемся письме его к Борису Петровичу читаем: Ныне я к вашей милости пространно писать не могу за скорым отпуском сего курьера, о чем о всем ссылаюсь на письмо господина Кикина, понеже мню, что он обстоятельно писал. Кикин тоже близок к Апраксину, который в письме к Меншикову называет его своим истинным благодетелем.
Трагический конец Кикина был трагедией и для обоих его друзей, только в другом, моральном смысле: 16 марта 1718 г. и Шереметев и Апраксин должны были подписаться под его смертным приговором.
Итак, от постигшей Кикина в 1714 г. катастрофы, которая подорвала его значение при Петре, дружба его с фельдмаршалом не пострадала.
Может быть, даже наоборот: изменившееся настроение Кикина явилось почвой, на которой они могли сойтись теснее прежнего, поскольку у обоих в душе оставалось чувство обиды и протеста. Выясненные условия жизни Шереметева делали его состояние временами очень тягостным.
Обстановка службы противоречила всем его привычкам.
Он не знает покоя, живет под постоянными понуканиями.
Чють жив от суеты, жалуется он в письме к Головину.
К тому же он все чаще чувствует себя больным. Еще в 1704 г., получив приказание идти с войсками к Нарве, он писал к Меншикову: Зело я, братец, болен и не знаю, как и волотца, рад бы хотя мало отдохнуть.
